В день Великой Пятницы – в день воспоминания распятия Господа – публикуем никогда не переводившийся с древнегреческого языка, в подлинной византийской метрике, кондак преподобного Романа Сладкопевца «На страдание Господа и плач Богородицы».
Почему для нас важен этот кондак? Во-первых, в силу того, что его начало читается на утрене Великой пятницы («Нас ради Распятого, приидите, вси воспоим»). Во-вторых, он явился одним из источников канона Симеона Логофета «Плач Богородицы», который читается на повечерии Великой Пятницы.
В кондаке выразительно и ярко отражается скорбь Пресвятой Богородицы о Ее страждущем Сыне:
Ныне, видишь, Чадо, / Моих слез потоки.
Я утру от очей / – сердце Мое сокрушаю / еще боле,
но не может же молчать / помышленье Мое.
С другой стороны, тут парадоксально исповедуется радость страдания Христа:
И день страданья / не явишь горьким.
Ради него сладостен / Я с небес снизошел, / словно манна,
и не на горе Синай [1], / но в чреве Твоем.
Преподобный Роман являет глубокое богословие – сочетание страдания и безстрастия во едином Христе:
Ты же и страждешь, / Ты и не страждешь,
Ты умираешь, Ты и спасаешь!
Перевод с древнегреческого языка совершен диаконом Владимиром Василиком.
поемый в Великую пятницу на страдание Господа и плач Богородицы,
несущий акростих следующий: «Смиренного Романа»
Проэмий
Его же узрела Мария / на Кресте и глаголала:
«Даже распятье терпящий, / Ты еси Сын Мой и Бог Мой».
Любимого Агнца / видя, Агница ныне
ко убийству влекомого, / последовала Мария, / власы распустив,
со иными женами, / так восклицая:
«Камо идеши, Чадо? / Чего ради Свой путь / быстро свершаешь?
Иль готовится новый / брак иной в новой Кане?
И туда поспешаешь, / из воды им вино сотворити?
Пойду ли с Тобою, / останусь ли, Чадо?
Даждь Мне слово, о Слове, / не молчи, идя мимо.
Чистой Ты соблюл Меня, / Сыне Мой, Ты, и Боже.
никогда не верила, / что настолько столь безумны / беззаконные,
что неправедно прострут / на Тебя руки.
Дети ведь недавно / восклицали так Тебе: / "Благословенный!"
Ветвями дорога / преисполненная
для всех указует / беззаконных к Тебе восхваленья.
Чего ж ныне ради / дурное свершилось?
Знать, увы, желаю, / как Мой свет гаснет днесь,
как к кресту пригвождается / Сын Мой и Бог Мой.
и никто не состраждет. / Не идет с Тобою Петр, / сказавший:
"Я не отрекусь вовек / даже пред смертью".
И Фома оставил, / возопивший: "Вместе с Ним / все да умрем мы".
А где же иные / сыновья со слугами,
кто должен судить был / двенадцать колен все, / где они ныне?
Из них никого нет, / Один же за всех Ты,
и благоволил о всех, / Сын Мой и Бог Мой».
Такое Мария / от скорби глубокой
и от многой горести / восклицала и плакала. / Обратился
к Ней Рожденный от Нея, / так восклицая:
«Что рыдаешь, Мати? / Что с другими женами / Ты предлагаешь?
Бежать от смерти? / Как спасу Адама Я?
Во гроб не вселяться? / Как Я к жизни привлеку тех, кто во аде?
Пусть же, как Ты знаешь, / неправо распнусь Я.
Что же плачешь, Мати? / Лучше воззови же так:
"Ибо волей пострадал / Сын Мой и Бог Мой".
Оставь ныне, Мати, / оставь Свою горесть,
не положено рыдать, / ибо Ты обрадованной / нареклася,
и Твое призвание / плачем не скрывай
и неразумным / не уподобляй Себя, / Мудрая Дево.
В средине чертога / пребываешь Моего.
Не мрачи же душу, / словно вне его пребывающая,
и тех, кто в чертоге, / зови, как рабов Своих.
В трепете бегущий, / всяк Тебя послушает,
когда скажешь: "Где же есть / Сын и Бог Мой?"
И день страданья / не явишь горьким.
Ради него сладостен / Я с небес снизошел, / словно манна,
и не на горе Синай / но в чреве Твоем,
и внутри его Я / усырился, как Давид / предвозвещает
Гору усыренну. / Всечестная, помышляй,
ведь Я существую, / ибо, Слово Сущее, стал в Тебе плотью
и в ней Я страдаю, / и ей Я спасаю.
Не плачь же, Мати, / но Ты лучше воскликни:
При этих реченьях / Пречистая Матерь
от Нее рожденному, / воплощенну несказанно, / еще боле
Свою душу растерзав, / так восклицала:
«Что глаголешь, Чадо: / "Ты с другими женами / не предлагай Мне"?
Им подобно, и Я / в чреве Сына – Тебя –
носила во утробе / и питала молоком сосцами Моими.
Как же хочешь ныне, / чтоб не плакала, Чадо,
о Тебе, спешащем / смерть приять жестокую,
мертвых воздвизающем, / Сын Мой и Бог Мой?
Ныне видишь, Чадо, / Моих слез потоки.
Я утру от очей – / сердце Мое сокрушаю / еще боле,
но не может же молчать / помышленье Мое.
Что глаголешь, Сын Мой: / "Коль не постражду, Адам / здравым не будет"?
Ты же без страданья / многих, многих исцелял.
Очистил проказу / и не пострадал никак, / быв ей непричастен;
Ты расслабленного / воздвиг без болезни,
словом же слепому / зренье даровал, Благой,
и безстрастен Ты пребыл, / Сын Мой и Бог Мой.
Мертвых Ты воздвиг, / не стал Ты мертвым
и не положился в гроб. / Как же скажешь: "Коль не страдаю, / коль не умру Я,
ныне страждущий Адам / не исцелится"?
Повели, о Спасе, / и воздвигнется сейчас / ложе носящий.
Если и во гробе / погребен был Адам,
как Лазаря гласом / Ты из гроба воздвиг, / так и его восставь.
Тебе ведь всё служит, / как всех Создателю.
Что бежишь, о Чадо? К убиенью не спеши,
не дружи со смертию, / Сыне и Боже Мой!»
Так открою Я Твой ум, / и вмести же словеса, / те, что слышишь,
и Сама уразумей / то, что глаголю.
Тот, о ком сказал Я, / ныне страждущий Адам, / болеет люто
не только телом, / но и своей душой.
И по своей воле / заболел, меня не слушав, и пострадал.
Ты знаешь реченье. / Не плачь же, о Мати.
Лучше же воскликни: / "Адама помилуй
и Еву ущедри, / Сыне и Боже Мой!"»
Ты вселенной Творец. / Твои муки, Твою бездну / премудрости
ведаешь же Ты, чем был / и чем Ты стал.
Ты, страдать желая, / удостоил к нам прийти, / спасти человеков,
Ты грехи же наши, / словно Агнец, взял на Себя,
Твоим же закланьем / Ты их умертвил, всех же спас, о Спасе.
Ты же и страждешь, / Ты и не страждешь,
Ты умираешь, Ты и спасаешь. / Ты Пречистой даровал
дерзновенье звать Тебе: «Сын и Бог Мой».
<-назад в раздел