11.09.2010
РУССКАЯ ТВЕРДЫНЯ: святые обители России
Набожный русский народ искони отличается высокою любовью и преданностью всему тому, что так или иначе соприкасается с областью религии и церковности. Но особенно высоко чтим мы наши скромные иноческие обители, в тиши и уединении которых безмятежно подвизаются особые избранники Божии, в своем духовном совершенстве презревшие мир со всеми его обманчивыми благами.
С наступлением весны, особенно в последние недели Великого поста, по всем дорогам необъятной земли русской, по направлению к святым обителям, избранным людьми «не от мира сего», можно встретить толпы набожных богомольцев. С котомкою за плечами, с высоким посохом в руках подходят они к той или иной обители, полные самых возвышенных человеческих стремлений, объединенные высоким религиозным воодушевлением и горячею надеждою обрести здесь тот внутренний покой и удовлетворение, которого не знает человек, погруженный в житейские дрязги и треволнения. Но не одна возможность этого внутреннего перерождения заставляет русского человека с благоговейным вниманием относиться к монаху и его скромной келье, к этому побуждает его и то прошлое нашего монашества, которое золотыми буквами должно быть начертано на скрижалях русской истории.
Появившись на Руси одновременно с начатками христианского просвещения, наши монастыри искони являлись лучшими училищами богочестия, христианской жизни и просвещения.
Суровые аскеты, первые обитатели русских монастырей, скоро обратили на себя всеобщее внимание и отрезвляюще стали действовать на русское общество, первое время и по принятии христианства продолжавшее жить по языческим заветам. Возвышая жизнь русского общества до уровня требования христианских заветов, первые русские монахи, как единственно просвещенные христианские люди того времени, в то же время являлись неустанными насадителями христианского просвещения. Занимаясь в уединении своих келий списыванием первых русских книг, открывая школы, заводя типографии и т.п., первые русские монахи всецело содействовали просвещению доселе темного нашего Отечества. Все учительные средства после Крещения Руси были исключительно в ведении монастырей. Все первые наши русские ученые были либо монахи, либо воспитанники монастырских школ.
Широкая и не имевшая, казалось, никаких границ монастырская благотворительность - общеизвестный факт. Обильная милостыня, широкое гостеприимство, безвозмездное служение сирым и убогим и доселе являются отличительнейшею чертою большинства наших монастырей. Наконец, немало услуг оказали наши древние монастыри и самому государству. В период, например, татарского порабощения все имущество монастырей обращалось на нужды страдавшего русского народа. Крепостные крестьяне, главным образом, служили для ведения крестьянского государственного хозяйства; войско для защиты Отечества, а подати для нужд великого князя распространялись и на повышение уровня монастырских крестьян.
В горькое время дикого монгольского самовластия монастырские затворники скорбели вместе с народом о тяжкой участи, спешили врачевать его раны пособиями веры. Когда промысл Божий открыл, что время испытания приближается к концу, духовенство во главе с представителями людей «не от мира сего», прежде и более всех одушевляли князей и народ решимостью твердо стоять против врагов Веры и Отечества. Так действовал преп. Сергий, так же действовали и другие. Епископы и митрополиты безбоязненно говорили правду князьям, не опасаясь за это гнева и опалы.
- Где быть тиунам (судьям) нашим? - спрашивал, например, князь полоцкий тверского епископа Симеона.
- Там же, - невозмутимо отвечал пастырь, - где и князьям.
- Тиун не право судит, берет взятки, делает зло; а я что делаю? - возразил на это недовольный ответом святителя князь.
- Если князь добр и милует народ, и для того выбирает властелина доброго, богобоязненного, умного и правдолюбивого: князь будет в раю и тиун его с ним.
- Если же князь без страха Божия не милует христиан, властелина ставит злого, не рассудительного, лишь бы тот добывал ему куны (деньги), пускает его, как голодного пса на падаль, губит людей, то и князь будет в аду и тиун его там же, - безбоязненно продолжал святитель.
Ослаблением пагубного многоначалия и постепенным водворением спасительного единодержавия Россия многим обязана христианским подвигам пастырей из иноков. В летописях мы не встречаем почти ни одного княжеского раздора, ни одного порыва властолюбия, которых не старался бы умиротворить митрополит или сам, или через епископа. Непрестанные ссоры князей заставляли великого князя вводить третейский суд, в котором митрополит бывал посредником между ссорящимися лицами и своим пастырским голосом располагал к прекращению неудовольствия. Весьма характерно при этом то обстоятельство, что, например, Новгороду власть митрополита казалась тяжелою единственно тем, что, с одной стороны, она была властью московскою, чужою для Новгорода, а с другой - властью великого князя.
Таким образом, власть митрополита охраняла и здесь единство народа, спасая его от раздоров и порабощения иноплеменному и иноверному игу, она же укрощала страсти веча, готовые действовать во вред не только общему, но и своему частному благу.
Русское иночество всегда боялось уклониться от внутреннего самоиспытания и стать на скользкий путь попечений о мирских благах. Тем не менее, многим обязано наше государство православному монашеству. Уходя с проповедью Слова Божия в самые глухие и часто непроходимые дебри нашего отечества, иноки всегда и всюду служили образцом высоких христианских добродетелей для народа, прокладывали новые дороги, осушали болота и строили крепости, столь необходимые в тогдашнее время. Соборы епископов принимали самое горячее участие в нуждах государства. В борьбе кн. Василия Васильевича с Шемякою собор пастырей употреблял всевозможные усилия, чтобы помочь несчастному князю. Собор побуждал великого князя Иоанна вступить в бой с татарами на р. Угре. Собор рассматривал Судебник царя Ивана Васильевича; при нем же собор обсуждал войну с Польшей. Представители православного русского иночества - московские митрополиты назывались не иначе, как печальники всей Земли Русской. Сами князья не называли их иначе, как отцами своими. Царь Иван Васильевич пред лицом всего государства просил митрополита содействовать ему в управлении государством. Имя и печать митрополита всего чаще встречались в договорах между князьями.
Наконец, не редко в нашей истории бывали и такие случаи, когда иноки, оставив на время свои молитвенные подвиги, становились в ряды православного воинства, являя собою пример высокой доблести и непоколебимого мужества. Так, например, было в сентябре 1608 г., когда польские воеводы Сапега и Лисовский, желавшие посадить на московский престол самозванца - известного Тушинского вора, осадили Троице-Сергиеву Лавру. Желая постоять за законного царя и за Отечество православное, иноки Троице-Сергиевой обители стали поспешно готовиться к защите, - расставлялись пушки по стенам, указывались места и обязанности защитникам. Архимандрит Иоасаф, человек кроткий и всеми уважаемый, привел воевод и всех засевших в обители защитников ее к присяге над гробом преп. Сергия. Все поклялись перед крестом и св. Евангелием «сидеть в осаде без измены». Напрасно осаждавшие пытались склонить защитников святой обители к добровольной сдаче, обещая не только свободу, но и награды от «царя Дмитрия Ивановича». Лаврские иноки коротко отвечали: «Оставить повелеваете христианского царя и хотите нас прельстить ложною ласкою, тщетною лестью и суетным богатством! Богатства всего мира не возьмем за свое крестное целование!» Получив этот ответ, неприятель открыл жаркий огонь из восьмидесяти пушек и, в конце концов, 13- го октября попытался взять обитель приступом. Но мужественные иноки с честью отбили атаку неприятеля. Осажденные ободрились, приписав свой успех Божьему милосердию и небесному заступничеству святого Сергия.
После неудачного приступа и столь же неудачной попытки взорвать монастырь, Сапега и Лисовский порешили взять обитель «измором» и окружили ее тесным кольцом. С наступлением зимы положение «Троицких сидельцев» значительно ухудшилось. От невозможной тесноты помещения и худого питания в монастыре открылась страшная цинга. Смертность среди доблестных защитников с каждым днем возрастала все более и более. Ежедневно раздавалось похоронное пение, с утра и до вечера. Но и невыносимые условия не сломили мужества осажденных: они решили умереть, но не сдаваться. Так прошла зима. Долгая и бесплодная осада, видимо, начинала уже томить поляков. Сапега снова попытался взять монастырь приступом. 27-го мая неприятельский стан пришел в движение. Всадники начали объезжать пролом обители, грозя защитникам. Осажденные поняли, что приступ близок. Монахи взяли оружие в руки, стали на стенах с камнями, огнем, смолою, серою и известью. Архимандрит со старшею братиею молились в церкви.
Наконец, к ночи начался приступ. После сигнального пушечного выстрела с громким криком и трубными звуками бросились неприятели на монастырские стены, но были встречены дружным огнем из пушек и пищалей, градом камней и целыми потоками кипящей смолы. Наконец, с рассветом поляки должны были отступить, ничего не добившись. На второй день приступ был повторен, но также безуспешно. Этим и кончились попытки поляков овладеть Троице-Сергиевой Лаврой.
По материалам сайта
www.buza.ru
С наступлением весны, особенно в последние недели Великого поста, по всем дорогам необъятной земли русской, по направлению к святым обителям, избранным людьми «не от мира сего», можно встретить толпы набожных богомольцев. С котомкою за плечами, с высоким посохом в руках подходят они к той или иной обители, полные самых возвышенных человеческих стремлений, объединенные высоким религиозным воодушевлением и горячею надеждою обрести здесь тот внутренний покой и удовлетворение, которого не знает человек, погруженный в житейские дрязги и треволнения. Но не одна возможность этого внутреннего перерождения заставляет русского человека с благоговейным вниманием относиться к монаху и его скромной келье, к этому побуждает его и то прошлое нашего монашества, которое золотыми буквами должно быть начертано на скрижалях русской истории.
Появившись на Руси одновременно с начатками христианского просвещения, наши монастыри искони являлись лучшими училищами богочестия, христианской жизни и просвещения.
Суровые аскеты, первые обитатели русских монастырей, скоро обратили на себя всеобщее внимание и отрезвляюще стали действовать на русское общество, первое время и по принятии христианства продолжавшее жить по языческим заветам. Возвышая жизнь русского общества до уровня требования христианских заветов, первые русские монахи, как единственно просвещенные христианские люди того времени, в то же время являлись неустанными насадителями христианского просвещения. Занимаясь в уединении своих келий списыванием первых русских книг, открывая школы, заводя типографии и т.п., первые русские монахи всецело содействовали просвещению доселе темного нашего Отечества. Все учительные средства после Крещения Руси были исключительно в ведении монастырей. Все первые наши русские ученые были либо монахи, либо воспитанники монастырских школ.
Широкая и не имевшая, казалось, никаких границ монастырская благотворительность - общеизвестный факт. Обильная милостыня, широкое гостеприимство, безвозмездное служение сирым и убогим и доселе являются отличительнейшею чертою большинства наших монастырей. Наконец, немало услуг оказали наши древние монастыри и самому государству. В период, например, татарского порабощения все имущество монастырей обращалось на нужды страдавшего русского народа. Крепостные крестьяне, главным образом, служили для ведения крестьянского государственного хозяйства; войско для защиты Отечества, а подати для нужд великого князя распространялись и на повышение уровня монастырских крестьян.
В горькое время дикого монгольского самовластия монастырские затворники скорбели вместе с народом о тяжкой участи, спешили врачевать его раны пособиями веры. Когда промысл Божий открыл, что время испытания приближается к концу, духовенство во главе с представителями людей «не от мира сего», прежде и более всех одушевляли князей и народ решимостью твердо стоять против врагов Веры и Отечества. Так действовал преп. Сергий, так же действовали и другие. Епископы и митрополиты безбоязненно говорили правду князьям, не опасаясь за это гнева и опалы.
- Где быть тиунам (судьям) нашим? - спрашивал, например, князь полоцкий тверского епископа Симеона.
- Там же, - невозмутимо отвечал пастырь, - где и князьям.
- Тиун не право судит, берет взятки, делает зло; а я что делаю? - возразил на это недовольный ответом святителя князь.
- Если князь добр и милует народ, и для того выбирает властелина доброго, богобоязненного, умного и правдолюбивого: князь будет в раю и тиун его с ним.
- Если же князь без страха Божия не милует христиан, властелина ставит злого, не рассудительного, лишь бы тот добывал ему куны (деньги), пускает его, как голодного пса на падаль, губит людей, то и князь будет в аду и тиун его там же, - безбоязненно продолжал святитель.
Ослаблением пагубного многоначалия и постепенным водворением спасительного единодержавия Россия многим обязана христианским подвигам пастырей из иноков. В летописях мы не встречаем почти ни одного княжеского раздора, ни одного порыва властолюбия, которых не старался бы умиротворить митрополит или сам, или через епископа. Непрестанные ссоры князей заставляли великого князя вводить третейский суд, в котором митрополит бывал посредником между ссорящимися лицами и своим пастырским голосом располагал к прекращению неудовольствия. Весьма характерно при этом то обстоятельство, что, например, Новгороду власть митрополита казалась тяжелою единственно тем, что, с одной стороны, она была властью московскою, чужою для Новгорода, а с другой - властью великого князя.
Таким образом, власть митрополита охраняла и здесь единство народа, спасая его от раздоров и порабощения иноплеменному и иноверному игу, она же укрощала страсти веча, готовые действовать во вред не только общему, но и своему частному благу.
Русское иночество всегда боялось уклониться от внутреннего самоиспытания и стать на скользкий путь попечений о мирских благах. Тем не менее, многим обязано наше государство православному монашеству. Уходя с проповедью Слова Божия в самые глухие и часто непроходимые дебри нашего отечества, иноки всегда и всюду служили образцом высоких христианских добродетелей для народа, прокладывали новые дороги, осушали болота и строили крепости, столь необходимые в тогдашнее время. Соборы епископов принимали самое горячее участие в нуждах государства. В борьбе кн. Василия Васильевича с Шемякою собор пастырей употреблял всевозможные усилия, чтобы помочь несчастному князю. Собор побуждал великого князя Иоанна вступить в бой с татарами на р. Угре. Собор рассматривал Судебник царя Ивана Васильевича; при нем же собор обсуждал войну с Польшей. Представители православного русского иночества - московские митрополиты назывались не иначе, как печальники всей Земли Русской. Сами князья не называли их иначе, как отцами своими. Царь Иван Васильевич пред лицом всего государства просил митрополита содействовать ему в управлении государством. Имя и печать митрополита всего чаще встречались в договорах между князьями.
Наконец, не редко в нашей истории бывали и такие случаи, когда иноки, оставив на время свои молитвенные подвиги, становились в ряды православного воинства, являя собою пример высокой доблести и непоколебимого мужества. Так, например, было в сентябре 1608 г., когда польские воеводы Сапега и Лисовский, желавшие посадить на московский престол самозванца - известного Тушинского вора, осадили Троице-Сергиеву Лавру. Желая постоять за законного царя и за Отечество православное, иноки Троице-Сергиевой обители стали поспешно готовиться к защите, - расставлялись пушки по стенам, указывались места и обязанности защитникам. Архимандрит Иоасаф, человек кроткий и всеми уважаемый, привел воевод и всех засевших в обители защитников ее к присяге над гробом преп. Сергия. Все поклялись перед крестом и св. Евангелием «сидеть в осаде без измены». Напрасно осаждавшие пытались склонить защитников святой обители к добровольной сдаче, обещая не только свободу, но и награды от «царя Дмитрия Ивановича». Лаврские иноки коротко отвечали: «Оставить повелеваете христианского царя и хотите нас прельстить ложною ласкою, тщетною лестью и суетным богатством! Богатства всего мира не возьмем за свое крестное целование!» Получив этот ответ, неприятель открыл жаркий огонь из восьмидесяти пушек и, в конце концов, 13- го октября попытался взять обитель приступом. Но мужественные иноки с честью отбили атаку неприятеля. Осажденные ободрились, приписав свой успех Божьему милосердию и небесному заступничеству святого Сергия.
После неудачного приступа и столь же неудачной попытки взорвать монастырь, Сапега и Лисовский порешили взять обитель «измором» и окружили ее тесным кольцом. С наступлением зимы положение «Троицких сидельцев» значительно ухудшилось. От невозможной тесноты помещения и худого питания в монастыре открылась страшная цинга. Смертность среди доблестных защитников с каждым днем возрастала все более и более. Ежедневно раздавалось похоронное пение, с утра и до вечера. Но и невыносимые условия не сломили мужества осажденных: они решили умереть, но не сдаваться. Так прошла зима. Долгая и бесплодная осада, видимо, начинала уже томить поляков. Сапега снова попытался взять монастырь приступом. 27-го мая неприятельский стан пришел в движение. Всадники начали объезжать пролом обители, грозя защитникам. Осажденные поняли, что приступ близок. Монахи взяли оружие в руки, стали на стенах с камнями, огнем, смолою, серою и известью. Архимандрит со старшею братиею молились в церкви.
Наконец, к ночи начался приступ. После сигнального пушечного выстрела с громким криком и трубными звуками бросились неприятели на монастырские стены, но были встречены дружным огнем из пушек и пищалей, градом камней и целыми потоками кипящей смолы. Наконец, с рассветом поляки должны были отступить, ничего не добившись. На второй день приступ был повторен, но также безуспешно. Этим и кончились попытки поляков овладеть Троице-Сергиевой Лаврой.
По материалам сайта
www.buza.ru
...<-назад в раздел
