КАК БЫ ЖИЗНЬ.
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ РЕАЛЬНОСТИ
В современной гуманитарной науке нет единого определения понятия «информационного общества», чаще всего смысл этого словосочетания разъясняется через перечисление его типичных качеств и характеристик. Нет его и в «Концепции формирования информационного общества в России», нет и в «Окинавской хартии глобального информационного общества», принятой 22 июля 2000 года лидерами стран «большой восьмерки».
Трудно спорить с тем, что развитие информационно-комуникационных технологий признается важным фактором социального развития в 21-м столетии, но понятие информационного общества в современной философии и социологии развивается в основном в концепции нового социального порядка. Как правило, нового мирового порядка. А основные принципы прогнозирования и структурирования будущего грядущего общества носят в большинстве случаев чисто умозрительный характер. Хотя разработчики концепций информационного общества и претендуют на строго научный характер своих исследований.
Некоторые считают, что переход к информационной цивилизации можно рассматривать как естественное развитие. Но отчего-то создается впечатление, что большинство авторов придерживается одной парадигмы и навязывает читателю лишь один-единственный новый мир. Страны и народы просто загоняют в прокрустово ложе информационного общества. Этой цели служит и большинство визуальных образов, создаваемых современным кинематографом, показывающим наше недалекое будущее тоже в одном-единственном ключе.
По мнению современных западных геополитиков Э. Тоффлера, Ж. Аттали, М. Кастельса и др., новый мир должен быть миром «победившего капитализма» – единой либеральной идеологии, разделения на маленькую кучку богатых (номадов-кочевников – термин Ж. Аттали), которым дозволено все, и остальное, быстро уменьшающееся и нищающее большинство, безконечно завидующее и ненавидящее богатых, – обществом тотального контроля, с единым правительством, предполагающим уменьшение роли национальных государств, уничтожение иерархии как идеи, замену ее принципом сети, усиление эксплуатации, отказ от принципов социального государства, укрепление роли и увеличение силы межнациональных органов типа ООН и др.
Любой человек должен адаптироваться к жизни, у него формируется мировоззрение, которое собирает воедино образ мира, ценности и смыслы человеческой жизни и ориентирует его на достижение своих целей. Для православного человека мир – создан Богом, Который и есть Высшая реальность. Социальное бытие человека должно помогать ему в выполнении главной цели человеческой жизни – богоуподоблении, спасении своей безсмертной души. Человек должен бороться со своими недостатками, преодолевать свою греховную природу. Но что же об этом думают архитекторы нового общества?
«Изменение – главная константа будущего мира», – утверждает Аттали. Тоффлер же выделяет и анализирует следующие черты нового мира: транссенцию (быстротечность), новизну и разнообразие. Кастельс добавляет замену иерархии сетью. Эти доминирующие черты нового мировоззрения действительно напоминают сеть, которая набрасывается на бытие современного человека переструктурируя, зачастую насильственно, все представления о мире и месте человека в нем.
Сегодня картину мира или чувственно воспринимаемой реальности человек получает в основном из данных современной науки. Но что такое современная наука? Мы не получим от нее однозначных ответов на большинство наших вопросов. В науке нет единственной верной теории, нет единственной истины. В науке мы сталкиваемся с плюрализмом истин, концепций, теорий. А также с конвенционализмом, т.е. принятием тех или иных положений за истинные по соглашению между учеными, может быть и без соотнесенности с реальностью.
Результатом такой «научной» деятельности часто выступают сконструированные некоторыми группами ученых (по заказу лиц, прикрывающих свои собственные интересы якобы заботой о всем человечестве) концепции о нехватке земных ресурсов для быстро плодящегося населения земли с вытекающими отсюда выводами о необходимости значительного сокращения населения земного шара или о глобальном потеплении, вызванном якобы исключительно хозяйственной деятельностью человека, – опять же с вытекающими выводами о прекращении всякой промышленной деятельности и другие тому подобные (см., например, доклады Римского клуба).
Если мы обратимся к социальному бытию человека, то заметим, что именно оно подвергается значительной трансформации современными концепциями информационного общества.
«Миллионы людей предпримут попытки расстаться с нищетой, процветающей на периферии, и искать более или менее приличной жизни где-нибудь в других местах. Таким образом, они превратятся в кочевников, но другого вида; это будет новая версия пустынника – номада, который будет мигрировать из одного места в другое, пытаясь отыскать для себя хоть каплю того, чем мы располагаем в Лос-Анджелесе, Берлине или Париже – городах, которые станут для них оазисами надежды, „изумрудными городами“ изобилия и технического волшебства.
В грядущем новом мировом порядке будут и побежденные, и победители. Число побежденных, конечно, превысит число победителей. Они будут стремиться получить шанс на достойную жизнь, но им, скорее всего, такого шанса не предоставят. Они столкнутся с откровенными предрассудками и страхом. Они окажутся в загоне, будут задыхаться от отравленной атмосферы, а на них никто не станет обращать внимания из-за простого безразличия. Все ужасы 20 столетия поблекнут по сравнению с такой ситуацией», – это пишет Аттали.
 
ВИРТУАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
 
Для человека информационного общества более реальной становится виртуальная реальность. Действительность размывается и появляется замещающая ее реальность. Тем более, что, по мнению упоминавшихся разработчиков моделей информационного общества, активная, полноценная жизнь будет существовать только для малого круга избранных и приближенных к ним. Подавляющей части человечества придется довольствоваться замещающими реальностями. Имитация и симуляция станут важными составляющими человеческого опыта.
Например, туризм. Кто-то будет путешествовать, а кто-то будет сидеть перед экраном. Ж. Аттали, дает «картинку» – образ этого будущего, которое, к несчастью, уже стало частью нашего настоящего: «Деньги, информация, товары, да и сами люди будут перемещаться вокруг света с головокружительной скоростью. Покончив с любой национальной „привязкой“, порвав семейные узы, заменив все это миниатюрными микропроцессорами, которые предоставят людям возможность решать многие проблемы, связанные с сохранением здоровья, образованием и личной безопасностью, такие граждане – потребители из привилегированных регионов мира превратятся в „богатых номадов“.
<…> Такие состоятельные странники повсюду будут сталкиваться с мириадами „бедных кочевников“ – этих хватающихся за соломинки в планетарном масштабе людей, которые бегут прочь от испытывающей нужду периферии, где по-прежнему будет жить большая часть населения Земли. Эти обнищавшие пираты будут курсировать по планете в поисках пропитания и крова над головой, их желания станут еще острее и навязчивее благодаря созерцанию роскошных и соблазнительных картин безудержного потребления, которые они увидят на экранах телевизоров в спутниковых телепередачах из Парижа, Лос-Анджелеса или Токио, в тщетной попытке перейти, по выражению Элвина Тоффлера, от замедленного к ускоренному миру им придется вести жизнь живых мертвецов».
 
Э. Тоффлер пишет об анклавах прошлого и анклавах будущего, где как раз и будут происходить погружения в иные по времени реальности, но даже не с помощью компьютеров, а с помощью воссоздания, имитации различных времен. Сюда же можно отнести и размышления о том, что одной из главных производственных областей будет производство опыта. Человек будет хотеть все больше и больше ощущений, и индустрия производства самых различных опытов, от эротических до страха жертвы, будет процветать. Распространение наркотического опыта среди изгоев нового общества позволит им снимать напряжение, посещая иные миры и реальности (ведь уже прозвучал из уст ООН призыв к легализации легких наркотиков).
Увеличение скоростей изменения всего и вся приводит сначала к размыванию реальности как таковой, через множественное истолкование смыслов событий, а затем и к ее исчезновению. Но не следует забывать о том, что реальная реальность все-таки остается. От нее никуда не уйти. Реальностью информационного общества остается самый жесткий, обновленный капитализм, о чем хорошо пишет Кастельс.
Виртуальная реальность, зародившись в компьютерной среде, все более активно используется культурологами и социологами для характеристики не компьютерных, а социальных взаимодействий и процессов, происходящих в социальной жизни людей. Интересна позиция Д. Иванова, рассматривающего виртуализацию общества как новую парадигму, пришедшую на смену модернизации и глобализации. Сущностный принцип логики виртуальной реальности – замещение реальных вещей и поступков образами – симуляциями. Такого рода замещение можно наблюдать практически во всех сферах жизни современного общества. Поэтому виртуальная реальность выступает в качестве метафоры современного общества. (Можно обратить внимание на распространение в языке присказок «типа» или «как бы»: типа любовь, как бы семья, которые и показывают неприятие всерьез того, что происходит, или игровой характер существования и взаимодействия).
Быстрое развитие информации и технологии невозможно отрицать, но то, что представленные модели, построенные на каннибализме (Ж. Аттали) и умерщвлении большей части населения земли являются единственно возможными формами социальной организации, обществами, построенными на полицейском страхе, индивидуализме, зависти и единственной ценности – деньгах, это представляется крайне сомнительным.
Так, Кастельс пишет, что если кто-то хочет иметь другие взгляды – он должен выйти из сети и не входить в нее, реконструируя смыслы на основании другой системы ценностей и убеждений. К сожалению, на это будут способны, по его мнению, лишь небольшие общины, большей частью религиозные, которым придется вести достаточно изолированную жизнь.
Как мы видим, многое у нас происходит в соответствии с этой идеологией. И, согласно тому же Тоффлеру, чтобы выжить и не сломаться, надо какую-то часть своей жизни не подвергать изменению. А по нашему мнению, лучше большую часть своей жизни не подвергать изменению. И наша Церковь дает тому замечательный пример. Именно в силу неизменности догматов и традиций она и создает очаг стабильности в этом безумном мире. Но и нападки на нее тоже становятся ясными – те, кто требует изменений в чем-либо – в языке Богослужений, календаре, в обрядах, – они просто проводят лозунг Аттали о главной константе – изменении. И если Церковь действительно начнет модернизироваться, то не останется больше ничего, способного противостоять информационному миру.
Но Церковь, по слову Господа, будет пребывать неизменной до скончания века, и значит именно она остается той единственной «общиной», с помощью которой можно выйти из глобальной сети информационного общества, созданного новым мировым порядком.