Римская империя на рубеже пятого века. Малочисленные племена германцев осаждают город с населением, насчитывающим около миллиона жителей. Это великий Рим, удерживающий на протяжении столетий многие племена и народы, город со своей культурой и образованием, наукой и искусством, с отлаженным государственным аппаратом, армией и экономикой. Каждый житель из этого миллиона отчетливо понимал, что произойдет в случае падения Рима. Смерть, пожары, насилие, разграбление, которое затронет каждого. И все-таки Рим пал. Причем это был не единственный случай. Несколько раз город подвергался разграблению. Миллион человек не смогли противостоять малочисленным племенам варваров, насчитывающих от 40 до 150 тысяч человек, включая женщин и детей.

Как такое возможно? Почему римляне в минуту очевидной опасности, угрожающей каждому, не смогли предпринять усилий, снимающих такую угрозу? По мнению Льва Гумилева, жителям Рима не хватило пассионарного напряжения, или той силы, которая бы заставила предпринять сверх-усилия, действовать вопреки инстинкту самосохранения на благо всего общества. Ведь при прочих равных исходных данных, Восточная Римская империя -  Византия, просуществовала еще тысячу лет, вобрав в себя новый пассионарный субэтнос -  христиан.

В этой связи интересен психологический портрет римского обывателя. О чем думал, чем руководствовался, почему бездействовал, чем объяснял свое бездействие? Возьму на себя смелость сравнить атмосферу осажденного города с атмосферой города современного, жители которого столкнулись с вызовом сопоставимым с осадой Рима.

Первое лицо района одного из провинциальных городов России, поняв коллекционную ценность памятника Великой отечественной войны, зенитного орудия, продает его, подменяя другим не самым лучшим. Случай по-своему цинизму уникальный, а потому и требующий от жителей города неординарных усилий.

Каждый из них осознавал происходящее и выносил однозначно негативную, морально-нравственную оценку, но с другой стороны сталкивался с беспределом власти. Выступить против - означало вероятность подвергнуться репрессиям, что сопоставимо с тем, как если бы житель Рима мог быть убитым на стенах крепости. Ни в том ни другом случае на стены никто не вышел.

Обыватель предпочел не заметить событие, сделать вид, что это его не касается, что он не в силах что либо сделать и любые усилия будут бесполезны. Что эту проблему за него, решит кто-то другой, только не он. Настроения общества четко прослеживаются в комментариях единственного в городе сайта, осветившего событие.

Каждый раз отстраняясь от проблемы, обыватель перекладывал ответственность на источник информации для него негативный, обвиняя его в анонимности, в лживости, в меркантильном интересе. Источник беспокойства подвергался осуждению и травле, тогда как внимание самой информации о продаже зенитки, совсем не уделялось.

Попытки сопротивления предпринимались, но носили имитационный и декларативный характер, потому что их тщетность была прогнозируемой. Упоминание о проблеме до сих пор вызывает раздражение. Ведь лучший способ пережить позор - это забыть о нем. Так поступает человек честный, но безвольный.

Не было бы так печально, если бы эти два примера в точной своей проекции, не подходили бы на все российское общество.  Пройдены все мыслимые рубежи, после которых здоровый организм включает защитные механизмы и выздоравливает. Но это, к сожалению, не случилось и первые симптомы заболевания превратились в огромные метастазы.

Несправедливый передел собственности 90-ых годов, национальный позор во внешней политике, полный провал в сфере образования, а значит и будущего России, ликвидация социальных гарантий и теперь уже неизбежное нищание населения не вызвали в обществе адекватных ответов.

Социум слышит голоса патриотов, но не в силах решить задачи, отстраняется от них. Первые, то есть патриоты, считают достаточным для самих себя заявить о проблеме, а те, кто их слушает, считают достаточным их услышать. Но отсутствие реальных дел и волевых решений делает катастрофу неизбежной. Оправдывая личное бездействие, неоправданные надежды возлагаются на лидера государства, одновременно дискредитируются или не замечаются люди, заявившие о кризисе.

Власть, понимая паралич общества, все меньше тратит усилий, чтобы аргументировано замаскировать бездействие. По сути пропаганда или антипропаганда с разных сторон не имеет смысла, потому что активной массе нужен повод, а инертной - оправдание.

Нелепые оправдания Центробанка по поводу недавнего взлета курса сошли за весомые аргументы, только потому, что требовали от социума неординарных усилий, которых у этого социума не было.  Даже если выяснится, что лидер государства не тот человек, за которого себя выдает, как в случае с «зениткой», то это ровным счетом ничего не изменит.

Трагедия заключается в том, что власть у такого общества не продукт лотереи, а всего лишь его зеркальное отражение, или закономерность. На протяжении десятилетий при выборе решений важных государственных задач предпочитается самый легкий и недальновидный из-за того, что в этносе недостаточно сверх напряжения для достижения далекой перспективы.

Это единственный общий характерный признак. Проблема игнорируется, откладывается, купируется, отрицается, или создается имитация решения этой проблемы, но никак не решается. Некоторые исключения лишь подтверждают правило.

Опасения по поводу бунта, восстания, майдана и уж тем более революции - напрасны. Общество живет лишь героическим прошлым. Современный обыватель не только не станет выкупать жен и детей у Минина и Пожарского, но и расстанется с любимым телевизором и холодильником, лишь бы остаться на диване. Какой-либо переворот возможен, но кардинально ситуацию не изменит, лишь отсрочит неизбежное падение.

Третий Рим принимает совершенно другое значение, чем прежде. Ему суждено повторить судьбу первых двух. Погибнуть при полном равнодушии его обитателей.