I

Эпоха кипела, эпоха пылала,
Тяжелою поступью шла.
Эпоха карала, казнила, cжигала
И души, и судьбы дотла.
 
И веяло скорбью, и веяло грустью,
И болью разлук и потерь.
И то, что звалось так торжественно Русью,
Не вымолвить было теперь.
 
Звучала мелодий иных партитура,
И, время сжимая в горсти,
Железною поступью шла диктатура,
Былое сметая с пути.
 
Над Бутово с плачем кровавые зори
Вставали сурово-горьки,
И ширилось, множилось русское горе –
Сиблаг, Озерлаг, Соловки...
 
Шаг влево – и сгинешь без звука и стона,
Шаг вправо – и кровь на снегу...
Густой вереницею шли эшелоны
В Дальстрой, Беломор и тайгу.
 
В сырой глухомани прокладывать рельсы,
Дробить средь снегов мерзлоту,
В смертельной сумятице бед и репрессий
Хранить сопричастность Христу.
 
Шагнуть в темноту и пропасть без ответа
В застенках, лагпунктах, лесах,
Живою частицей фаворского света
Навеки застыв в Небесах.
 

II

Ночь. Рождество. Вертепом стал барак.
И лес седой. В тугих тисках конвоя
Свершает службу кроткий Божий раб
Под ангельское пение живое.
 
В глухой таежной жуткой стороне,
Где день, как год, где воплощенье ада –
В своей сердечной строгой глубине
Алтарь воздвигнув, засветив лампаду.
 
С таинственно раскрывшихся Небес
Струится свет на лес ночной и поле...
Христос родился! Умер и – воскрес!
На все, на все Его святая воля.
 
Становится спокойней и светлей,
И белой ризой снег покрыл поляны,
Молитва, как живительный елей,
Питает душу и врачует раны.

Хвалу Творцу возносит Божий раб,
В иссохшей плоти дух поет и дышит.
Ночь. Рождество. Вертепом стал барак,
И все горит звезда над мерзлой крышей.
 

 III

Перемелет ли молох Гулага
Иль вернешься к родимым местам,
Но про эти леса, этот лагерь
И не вымолвить будет устам.
 
По этапу. За верстами версты.
Время бед. Сколько зим, сколько лет –
Холод, боль и полярные звезды,
И колючий, промозглый рассвет.
 
Черствый хлеб. И работа, работа.
А в тифозном горячем бреду:
Храм родной и икон позолота,
Цвет вишневый в весеннем саду.
 
Улететь бы туда! Не по силам...
Вьюгой бешеной мечется зло...
Сколько их по безвестным могилам
В те года на Руси полегло.
 
Лишь терпенья просили у Бога
Средь лишений, судилищ, оков...
Узкой лентой уходит дорога
В Небеса – высоко-высоко.
 

IV

Горя пред Богом будто бы свеча
И отодвинув времена и сроки,
Они глядят так кротко. И молчат.
Но громко говорят архивов строки.
 
Какие лица смотрят со страниц! –
Сквозь боль и скорбь глядят святые лики,
Таких сегодня не увидишь лиц –
Небесной славы огненные блики.
 
Сияет свет и отблеск торжества
Сквозь зла нерасторжимую поруку,
Сквозь тюрем мрак, мученье естества,
Сквозь холод, боль и карцерную муку.
 
Ни тени страха. Тихая печаль
О Родине в годину испытанья,
И жертвенности строгая печать –
Голгофы русской таинство и тайна.
 
Не помня о кровавых палачах,
Что правили жестокой круговертью,
Россию держат на своих плечах –
Своею жизнью и своею смертью.