В продолжение публикации Богохульная «Исповедь бывшей послушнцы»: О книге М. Кикоть, порочащей общежительное монашество

В последнее время в Сети широко обсуждается книга Марии Кикоть «Исповедь бывшей послушнцы». В 2008–2014 годах автор несла послушание сначала в одной сибирской обители, а затем в Малоярославецком Свято-Никольском Черноостровском монастыре. Порвав с монашеством, М. Кикоть составила воспоминания, в которых сводит счеты с игуменией и описывает многие негативные факты из ее жизни. Также она ругает и других знакомых монахинь и даже священников, занимавшихся ее духовным воспитанием. Наконец, злоба бывшей послушницы изливается на все русское общежительное монашество и доходит до хулы на Святых Отцов Православной Церкви и их творения. Поскольку эта книга активно защищается «православными» модернистами, мы решили проанализировать ее содержание.
 
Продолжим рассматривать книгу М. Кикоть в свете святоотеческой традиции. В первой части статьи было отмечено, что знакомство с монашеской жизнью опытные духовники рекомендуют начинать не с «Лествицы» преподобного Иоанна Синаита, а с писаний святителя Игнатия (Брянчанинова) и «Житий святых» святителя Димитрия Ростовского.

Труды святителя Игнатия, особенно сочинение «Приношение современному монашеству», рассудительные современные подвижники называют учебником духовной школы для ее первоклассника. О чем же пишет Святой Отец?

«То, что сказано о отшельничестве и затворе, должно сказать и о послушании старцам в том виде, в каком оно было у древнего монашества: такое послушание не дано нашему времени».

Слова эти прозвучали в середине XIX века, когда в Сарове, Дивееве, Оптиной и Глинской Пустынях, на Валааме и в некоторых других обителях еще теплилось благодатное старчество. Многие смущались и до сих пор смущаются «жестким» утверждением святителя, бывшего современником истинных, святых старцев.

Но вот какое разъяснение дал по этому поводу преподобный оптинский старец Никон (Беляев): «Читающий сочинения еп. Игнатия внимательно и без предубеждения, ясно увидит, что они и не идут против старчества, а указывают лишь на то, что ныне истинные старцы весьма оскудели, что старца найти ныне весьма трудно, и что независимо даже от того, каков старец и имеется ли он налицо – самое житие под руководством у старца стало ныне редкостью и по многим причинам весьма затруднительным или, как выражается еп. Игнатий, и „не дано нашему времени, возможно лишь усвоение духа его“ <…>. Надо помнить, что еп. Игнатий, предостерегая от безрассудного послушания старцам, имеет в виду послушание нравственное, совершаемое в душе с целью нравственного, духовного воспитания себя, своего ума и сердца, а не послушание внешнее, потребное и необходимое во всяком общежитии иноческом и даже вообще при всяких взаимоотношениях людей, исключая из этого лишь тот случай, когда приказывается или советуется что-либо явно греховное».

О чем далее пишет святитель Игнатий? Он наставляет, что прежде чем отдаться в послушание какому-либо лицу, следует исследовать, насколько оно духовно опытно.

«Очевидно, что умерщвление падшей воли, совершаемое так величественно и победоносно волею Духа Божия, не может совершаться падшею волею наставника, когда сам наставник еще порабощен страстям. „Если ты хочешь отречься от мира, – говорил святой Симеон Новый Богослов современным ему инокам, и научиться евангельскому житию, – то не предай (не поручи) себя неискусному или страстному учителю, чтоб не научиться, вместо евангельского жития, диавольскому житию: потому что благих учителей и учительство благое, а злых – злое: от лукавых семян непременно произрастают и лукавые плоды. Всякий, не видящий и обещающийся наставлять других, есть обманщик и последующих ему ввергает в ров погибели по слову Господа: „Слепец слепца аще водит, оба в яму впадут“».

Святой Отец предупреждает, что есть и лжестарчество, и плоды повиновения ему весьма горьки.

«Послушание образует повинующегося по образу того, кому он повинуется: „Зачинаху овцы по жезлом“, – говорит Писание. Те старцы, которые принимают на себя роль – употребим это неприятное слово, принадлежащее языческому миру, чтоб точнее объяснить дело, которое в сущности не что иное, как душепагубное актерство и печальнейшая комедия, – старцы, которые принимают на себя роль древних святых старцев, не имея их духовных дарований, да ведают, что самое их намерение, самые мысли и понятия их о великом иноческом делании – послушании – суть ложные, что самый их образ мыслей, их разум, их знание суть самообольщение и бесовская прелесть, которая не может не дать соответствующего себе плода в наставляемом ими. Их неправильное и недостаточное настроение только в течении некоторого времени может оставаться незаметным руководимому ими неопытному новоначальному, если этот новоначальный сколько-нибудь умен и занимается святым чтением с прямым намерением спасения. В свое время оно должно непременно раскрыться и послужить поводом к неприятнейшей разлуке, к неприятнейшим отношениям старца с учеником, к душевному расстройству того и другого. Страшное дело – принять, по самомнению и самовольно, на себя обязанности, которые можно исполнять только по велению Святаго Духа и действием Духа; страшное дело – представлять себя сосудом Святаго Духа, между тем как общение с сатаною еще не расторгнуто, и сосуд не престает оскверняться действием сатаны! Ужасно такое лицемерство и лицедейство! Гибельно оно для себя и для ближнего, преступно пред Богом, богохульно».

Далее святитель советует оставлять лжестарцев, когда их духовное руководство приносит вред.

«Преподобный Пимен Великий повелел немедленно разлучаться со старцем, сожительство с которым оказывается душевредным, очевидно, по нарушению этим старцем нравственного предания Церкви. Иное дело, когда нет душевного вреда, а только смущают помыслы: смущающие помыслы, очевидно, бесовские; не надо им повиноваться, как действующим именно там, где мы получаем душевную пользу, которую они хотят похитить у нас. Иноческое послушание, в том виде и характере, как оно проходилось в среде древнего монашества, есть высокое духовное таинство. Постижение его и полное подражание ему соделались для нас невозможными: возможно одно благоговейное благоразумное рассматривание его, возможно усвоение духа его. Тогда мы вступим на путь правильного суждения и душеспасительного благоразумия, когда, читая опыты и правила делания древних Отцов – послушания их, равно дивного и в руководителях, и в руководимых – увидим в современности общий упадок Христианства, сознаемся, что мы неспособны наследовать делание Отцов в полноте его и во всем обилии его».

Как же жить теперь и спасаться? На этот вопрос святитель отвечает в следующей, XIV главе: «Крупицами названо в предшествовавшей главе духовное жительство, предоставленное промыслом Божиим нашему времени. Оно основывается на руководстве в деле спасения Священным Писанием и писаниями Святых Отцов, при совете и назидании, заимствуемых от современных отцов и братий. В собственном смысле это – послушание древних иноков, в ином виде, приспособленном к нашей немощи, преимущественно душевной <…>. Ныне иноки должны сами отыскивать волю Божию в Писании, и потому подвергаться частым и продолжительным недоумениям и погрешностям. Тогда преуспеяние было быстрым по свойству делания: ныне оно косно опять по свойству делания. Таково благоволение о нас Бога нашего: мы обязаны покорствовать ему, и со благодарением благоговеть пред ним. Наше современное иноческое жительство по Писанию и совету отцов и братий освящено примером главы монашества, преподобного Антония Великого. Он не был в послушании у старца, но в новоначалии своем жил отдельно, и заимствовал наставления из Писания и от разных отцов и братий: у одного научался он воздержанию, у другого кротости, терпению, смирению, у иного строгой бдительности над собою, безмолвию, стараясь усвоить себе добродетель каждого добродетельного инока, всем оказывая по возможности послушание, смиряясь пред всеми и молясь Богу непрестанно. Поступай и ты, новоначальный, таким образом! Оказывай настоятелю и прочему монастырскому начальству нелицемерное и нечеловекоугодливое послушание, послушание, чуждое лести и ласкательства, послушание ради Бога. Оказывай послушание всем отцам и братиям в их приказаниях, не противных Закону Божию, уставу и порядку монастыря и распоряжению монастырского начальства. Но никак не будь послушен на зло, если б и случилось тебе потерпеть за нечеловекоугодие и твердость твои некоторую скорбь. Советуйся с добродетельными и разумными отцами и братиями; но усваивай себе советы их с крайнею осторожностью и осмотрительностью».

Однако чтобы так поступать, необходимо изучать писания Святых Отцов. В 1-м томе «Аскетических опытов», в статье «О чтении Святых Отцов» святитель учит: «Чтение писаний отеческих – родитель и царь всех добродетелей. Из чтения отеческих писаний научаемся истинному разумению Священного Писания, вере правой, жительству по заповедям евангельским, глубокому уважению, которое должно иметь к евангельским заповедям, словом сказать, – спасению и христианскому совершенству. Чтение отеческих писаний, по умалении духоносных наставников, соделалось главным руководителем для желающих спастись и даже достигнуть христианского совершенства».

Однако при этом, как мы уже отмечали, сочинения святых должно читать не безпорядочно. В X-й главе «Приношения» «О осторожности при чтении отеческих книг» тот же святой вразумляет: «Книги Святых Отцов о монашеской жизни должно читать с большою осмотрительностью. Замечено, что новоначальный инок никак не может применить книги к своему положению, но непременно увлекается направлением книги. Если книга преподает советы о безмолвии, и показывает обилие духовных плодов, собираемых в глубокой пустыни, – то в новоначальном непременно явится сильнейшее желание удалиться в уединение, в безлюдную пустыню. Если книга говорит о безусловном послушании под руководством духоносного отца, – то в новоначальном непременно явится желание строжайшего жительства в полном повиновении старцу. Бог не дал нашему времени ни того, ни другого из этих жительств. Но книги Святых Отцов, написанные об этих жительствах, могут подействовать на новоначального так сильно, что он, по неопытности своей и незнанию, легко решится оставить место жительства, на котором имеет всю удобность спастись и духовно преуспеть исполнением евангельских заповедей, для несбыточной мечты совершенного жительства, нарисовавшейся живописно и обольстительно в его воображении».

Именно это, судя по всему, и случилось с М. Кикоть. Живя в миру, она постепенно воцерковлялась. Но по прочтении «Лествицы» в ней по неопытности и духовному неведению родилось сильнейшее желание «строжайшего жительства в полном повиновении старцу». И она легко решилась оставить родительский дом, где началось ее воцерковление и где она могла исполнением евангельских заповедей спастись, ради «несбыточной мечты совершенного жительства», которую враг нарисовал «живописно и обольстительно» в ее воображении.

Позже М. Кикоть прочитала «Приношение…» святителя Игнатия или же, по крайней мере, его XII-ю главу. Это видно из ее «Исповеди…», в которой она неумело ее цитирует: «Уже святитель Игнатий (Брянчанинов) писал, что в наше время нет духовных наставников, „монашеский подвиг послушания не дан нашему времени. Его нет не только посреди мира христианского, нет даже в монастырях“».

Но здесь она серьезно исказила мысль Святого Отца, (случайно или умышленно – другой вопрос). Святитель писал: «То, что сказано о отшельничестве и затворе, должно сказать и о послушании старцам в том виде, в каком оно было у древнего монашества: такое послушание не дано нашему времени».

Таким образом, пожив четыре года в Малоярославецком монастыре М. Кикоть возомнила себя знатоком иноческого подвига и теперь, находясь в психическом расстройстве (о чем говорилось в 1-й части статьи) берется его судить.

Опираясь на свой неудачный опыт монашеской жизни, она пытается делать обобщающие выводы обо всем общежительном женском монашестве. Исходным пунктом является вопрос: «Каким же образом сестры попадали в монастырь?» М. Кикоть пишет: «Как правило, женщина или девушка приезжала к старцу или иеромонаху-духовнику в сложной жизненной ситуации, многие приходили в депрессии, утратив жизненные ориентиры, потеряв близких людей или просто в духовных поисках чего-то высокого и вечного, а кто-то и просто из любопытства. После продолжительного или совсем короткого общения они узнавали, что имеют, оказывается, высокое призвание к монашескому подвигу. У некоторых желание осуществить это призвание возникало сразу, некоторые долго посещали монастыри и думали. Потом духовник благословлял их в ту обитель, с которой сотрудничал. Конечно, должно быть кто-то и имеет призвание к монашеству, но почему-то оно оказывается практически у всех, кто только ни приходит за советом. Все это больше походило на вербовку, чем на духовное окормление».

Так бывает в случае, если человек нарвался на лжестарца или на младостарца, которые, не получив призвания свыше от Бога, в бесовском прельщении принимают на себя роль древних святых старцев, не имея их духовных дарований.

«В монастырь приходят совершенно не похожие друг на друга люди: с разным воспитанием, характером, образованием и социальным положением. Асоциальных или психически нездоровых людей монастыри стараются не принимать. Часто это совсем молоденькие девушки, даже дети, чьи установки и моральные ценности еще не успели сформироваться. Было бы неправильно назвать всех этих людей ненормальными, неудачниками или чрезмерными идеалистами, потому что среди них много способных и образованных людей. Попадая в монастырь, многие из них думают, что получат возможность жить более полной и содержательной жизнью в стремлении к Богу, в кругу единомышленников и под руководством опытного в духовной жизни наставника. В монастыре они также надеются получить возможность выразить себя и найти применение способностям, которые не были востребованы в их жизни. Но на практике эти люди редко получают возможность реализовать себя в монастыре. Все, что от них там потребуют – слепое послушание и труд. Как говорится: если надеваешь шоры – будь готов, что в комплекте всегда идут упряжь и кнут».

К счастью, мрачные наблюдения М. Кикоть – лишь ее личное извращенное видение. Нам известны примеры, и нередкие, когда люди действительно обретали в общежительных монастырях возможность жить более полной и содержательной жизнью в стремлении к Богу, в кругу единомышленников и под руководством опытного духовного наставника; получили возможность выразить себя и найти применение способностям, которые не были востребованы в миру. Многие обрели то, о чем она пишет, под руководством старца Кирилла (Павлова), который стоит у истоков возрождения большинства крупнейших современных русских общежительных монастырей, таких как Валаам, Данилов монастырь, Оптина Пустынь, Дивеево и проч. Другие же, руководствуясь писаниями святителя Игнатия и других Святых Отцов, также не посрамились в своих надеждах.

«Книги о монашестве, как древнем, так и современном, которые в изобилии можно сейчас найти в любой церковной лавке и магазине идеализируют жизнь в общежительных монастырях настолько, что люди, начитавшись их, приходят в монастырь словно в розовых очках, ожидая увидеть там подобие рая на земле», – продолжает изливать свой яд несостоявшаяся послушница.

Но мы уже показали, что это ложь. Святитель Игнатий объективно оценивает состояние современного монашества и дает удобоисполнимые советы, которые помогают избежать тех бед и ошибок, с которыми она столкнулась в своих аскетических опытах.

«Даже, если человек покидает монастырь, это оставляет в душе глубокую рану и чувство вины, – признается М. Кикоть. – Ведь не существует ни одной легитимной причины ухода из монастыря! Ушедшего считают предателем и Иудой, да он и сам себя таковым считает, пока наконец не осознает, что стал жертвой хорошо отлаженного механизма вербовки, правильной пропаганды и тонких техник манипуляции сознанием».

Здесь она говорит под действием внушенного ей лукавым врагом рода человеческого испорченного клеветнического помысла о монашестве, которое диавол особенно ненавидит. Если человек не принимал пострига, то он может возвратиться и в мир. Известны случаи, когда духовники благословляли таких своих чад вступать в брак и спасаться в миру. Однако еще прежде поступления в монастырь необходимо семьдесят раз «отмерить», и лишь потом «отрезать». А Святые Отцы предусматривают для монашествующих, если нет возможности исполнять заповеди и спасаться в одном монастыре, переход в другой.

Кстати, сама М. Кикоть рассказывает, что по временам она чувствовала духовное утешение от монашеской жизни, пусть даже и такой «нелегкой», какая выпала на ее долю.

Вот, например, ее воспоминания о ските Рождествено Малоярославецкого монастыря: «Мне так нравилось в Рождествено, что не хотелось уезжать отсюда даже на день. И еще я просто влюбилась в наш деревенский храм. Ни в одном храме я не чувствовала себя так хорошо, как здесь. Храм был освящен в честь Рождества Христова. Он был кирпичный, но выкрашенный снаружи серой краской с красным геометрическим рисунком вокруг окон. Купола храма и колокольни были шатровые, треугольные, как башенки средневекового замка. Вокруг храма росли яблони, а территорию ограждали высокие кованые ворота. Все было очень просто, но невероятно стильно. Внутри храма тоже все было просто, даже бедно. Стены были ярко-голубые без росписей, иконостас – фанерный с бумажными выцветшими иконами, пол деревянный, а в углу стояла большая чугунная печка. Эту печку затапливали рано утром перед службой, но воздух не успевал нагреваться. В храме было также холодно, как и снаружи, а иногда и холоднее. Служил здесь батюшка Стефан в своей манере: очень медленно, тихо и торжественно. Свет он никогда не зажигал, вся служба была при свечах. Мы пели знаменным распевом на два голоса, стояли в куртках и теплых платках, выдыхая облачка пара. Пантелеимона великолепно пела партию первого голоса, у нее было музыкальное образование и самый низкий голос, какой мне доводилось слышать в монастыре. Я пела вторым. Наташа подпевала то ей, то мне. Акустика в храме была хорошая, народу почти никогда не было, кроме нескольких бабушек и знакомых о.Стефана. Мне так нравились наши службы, что я не могла дождаться следующего воскресенья».

Да и в Ильинском ей было неплохо: «Пантелеимоне я сказала, что нашла замечательное место, настоящую пустыню, что это не монастырь, а небольшая община. Идти ей было некуда: в квартире в Тульской области, где она жила раньше, теперь жила ее сестра с детьми и мама. Дочь была в общежитии. Пантелеимоне ничего не оставалось, как поехать в пустыню. Заселились мы в этот маленький сруб с печкой и начали подвизаться. Вначале все было очень хорошо, я даже думала, что нашла наконец место, где смогу спокойно жить в молитве и трудах. Жили мы просто, почти как древние подвижники: утром я с 6.30 топила печку в храме, где мы с 8.00 читали утреннее правило: полунощницу, утреню и часы с изобразительными. Потом мы готовили трапезу, кушали, слушая душеполезные чтения святых отцов, убирались и шли на свои послушания. Пантелеимона была келарем и поваром, а я занималась храмом и территорией: разгребала потихоньку завалы, косила тримером засохший бурьян, носила дрова и уголь. Надя вышивала бисером или делала что-то по хозяйству, а м. Ксения занималась с внуком уроками или ездила по делам. Вечером мы читали в храме вечерню, повечерие и акафист. Иногда по праздникам мы ездили в Оптину или в Шамордино. Официально на этом месте не было монастыря, был только приходской храм, где о. Павел был настоятелем. Батюшка не вмешивался ни в какие дела, приезжал только раз в неделю на службу и сразу же уезжал, а всеми делами храма заведовала м. Ксения».

Из приведенных свидетельств самой Марии видно, что все-таки не все так удручающе в русском общежительном монашестве. Когда читаешь эти ее повествования, то становится жалко бывшую послушницу. Видно, какое сокровище она имела и потеряла. Если Мария прочтет нашу статью, хотелось бы ее спросить: разве ты сама не жалеешь, что лишилась этих утешений? Счастлива ли ты сейчас в Москве после публикации своей книги, содержащей клевету на русское общежительное монашество, проклятье благословенной Господом книги «Лествица» и злословие сестер-сподвижниц? Думается, что, если говорить честно, то она бы ответила на этот вопрос отрицательно.