Уверенное начало проповеди заштатного священника Филиппа Парфенова "О Лазаре-бомже и о бесчувственном богаче ", опубликованной на сайте "Православие и мир":  

Данная евангельская притча, как и некоторые другие, содержит в себе элементы реализма, смешанные с нарочитым гротеском и гиперболами в повествовании, на деле скрывает за собой полную неспособность истолковать Евангельскую проповедь в либеральных терминах.

Рассуждая совершенно по-мирски, о. Филипп Парфенов думает, что в этой притче и в Евангелии в целом осуждается богатство и прославляется бедность: Евангелие от Луки можно с полным правом назвать «евангелием для нищих», – богатство в нем обличается весьма жестко. Идеологическая основа такого толкования очевидна, и она совершенно чужда Евангелию и Святым отцам. Так, св. Иоанн Златоуст делает вывод максимально далекий от социального «евангелия» о. Парфенова:  

Праведным же и тамошнее и здешнее доставляют великое удовольствие: а порочные и корыстолюбивые и здесь и там наказываются. Они и здесь наказываются ожиданием тамошнего мучения, худым всеобщим о них мнением, и тем самым, что грешат и растлевают свою душу, и по отшествии отсюда терпят невыносимые мучения. Напротив праведники, хотя бы здесь терпели бесчисленные бедствия, питаются добрыми надеждами, вкушая удовольствие чистое, постоянное, непоколебимое; а после получат бесчисленные блага, как и этот Лазарь.

Таким образом, различие все-таки не в богатстве и бедности, а добродетели и пороке.

В притче говорится об аде и рае, но для о. Филиппа Парфенова это гипербола: Отсюда все эти гиперболы, кажущиеся подчас фантастическими (можно подумать, что душа после смерти сохраняет все свои телесные чувства – жажду, жар, прохладу, влагу или сухость). Почему это именно гипербола, выпускник биофака МГУ о. Парфенов не объясняет. Скорее напротив: адские мучения будут бесконечно большими, нежели жажда, жар и т.д. Зато либеральные догматы о. Парфенов воспроизводит без запинки: Ясное дело, что ад и рай – не места, но состояния душ.

В притче Спаситель говорит о великой пропасти, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят, и следовательно дело никак не может быть в «состоянии душ», а нужен суд Божий. Так нет же: ад в данном случае для богача – его покаяние, сожаление о прожитой безалаберной жизни, но запоздалое,- настаивает о.Ф. Парфенов. Почему же запоздалое? Потому что, изобретательно развивает свою мысль о. Парфенов, это совесть богача освобождается и сожигает его самого.

В притче говорится о вечности мучений, но для либеральной совести это невыносимый гротеск: Справедливо ли, что за временные земные удовольствия богач получает уже вечные непрекращающиеся муки,- спрашивает о. Парфенов и сочиняет,- Конечно, эта притча не может служить основанием для утверждения вечных адских мук так, как это иной раз делается… Это притча – просто предупреждение, весьма жесткое и реалистичное. То есть, назовем вещи своими именами: согласно о. Филиппу Парфенову, Спаситель пугает слушателей тем, чего на самом не будет.

Итак, перед нами человек, берущийся истолковать Евангелие, но предлагающий все то же избитое «благовестие» об отсутствии ада и рая, о том, что Бог никого не наказывает, и что мучения, если и будут, будет очень недолгими. Какое это имеет отношение к притче Спасителя, к ее прямому смыслу? Совершенно никакого. Более того, без нравственных оснований – без великого и непереходимого различия между добродетелью и пороком – невозможна вообще никакая притча, как слово мудрости.

Св. Иоанн Златоустзаключает свои семь слов о Лазаре тем, что просит слушателей не искать пространных врат и широкого пути и не домогаться всячески удовольствий, но помышлять о конце того и другого пути и представляя в уме участь постигшую богача, широкого пути избегать, а искать врат узких и пути тесного, чтобы после здешней скорби придти в страну отрады.